Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

лал.


О чем расскажет ваша маска

@темы: маня, аджика-задрот

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

20.01.2014 в 14:42

Пишет  malinnesta:

@темы: inspiración епта!, кто дебил? — верно., ифань

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

меня давно тут не было, но вот такой вот бэкхен есть. и вчера он убил меня.

@темы: космос, inspiración епта!, Секс - этим все сказано, аджика-задрот, бён-я-закрашу-тебя-до-смерти-бэкхён

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ТВОЮ Ж БЛЯТЬ, А!!!
Я ЗНАЛ, ЧТО БУДУ ПРОСТО ОРАТЬ ОТ ЭТОГО ТТТТ
МОИ ПРЕКРАСНЫЕ ТТ МОИ ЛЮБИМЫЕ ТТ МОЕ ОТП
мне таааааааааааак приятно их видеть вдвоем рядом тт
все во мне трепещет, блять. /ушел реветь/

...

больше, ска, больше фоток тт


красивейший малыш

@темы: fangirling, свалка, типичный я, inspiración епта!, JODER!!!, аджика-задрот, малыш чонин или "нуна, не плачь", ШИППЕР-ХАЛК/ЕБАШИТЬ_КРУШИТЬ_МОД_ОН, давайте умрем?, acontecimientos, пак чанёль, чанкай, otp

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

хотел с бабочкой, ну, и бог с ней.

475;

Рассвет в Циндао был ленивым: обволакивая утренним туманом вершины виднеющихся вдали гор, он медленно растекался позолотой солнца сквозь холодные облака.

Сехун крепко спал, слегка свесив голову за край кровати. Каштанового цвета волосы взъерошились на макушке, отчего парень казался совсем мальчишкой.

Цзы Тао невольно залюбовался плавным изгибом шеи, на которой темным пятнышком выделялась родинка. Он не смог удержаться и все-таки прикоснулся губами к ней, заставив Сехуна своим действием перевернуться на живот. Парень что-то сонно пробормотал, покрепче прижимая к себе подушку, и согнул правую ногу в колене.

Тонкое покрывало с тихим шорохом сползло на пол, открывая взгляду китайца трогательно выступающие позвонки и мерно вздымающие линии ребер под молочного цвета кожей. Даже цвет постельного белья уступал по белизне ей.

Цзы Тао медленно, словно завороженный, провел ладонью по левому боку. От прохлады сехуновского тела приятно кололо кожу, и хотелось большего. Он мягко обвел указательным пальцем ямочки на пояснице и поцеловал острый изгиб лопатки.

От Сехуна всегда пахло свежестью, и на ощупь он словно родниковая вода.

Когда еще не было никакого "мы", Цзы Тао казалось, что никогда и не будет, потому что О Сехун - вечно витающий в облаках мальчонка, ничего не понимающий в боевых искусствах и не умеющий связать двух слогов в 青島話*, а это означало - точек соприкосновения нет.

Не было до тех пор, пока он не увидел разбитые до крови худые коленки и ссадину на щеке от удара кулаком, а еще - выродок, плевком на рубашку школьной формы. Этого вполне хватило, чтобы отмести на второй план слова мастера, - всякий может ударить слабого, но только слабый хочет ударить слабого, - и поймать странный взгляд полумесяцев глаз после процеженного сквозь зубы, пытаясь выровнять сбитое дыхание, - они больше не посмеют тебя тронуть.


Цзы Тао устроил голову на сехуновском плече и продолжил рисовать пальцем узоры по обнаженной коже. Он почувствовал, как поднимаются дыбом мелкие волоски на чужом теле, то ли от сквозняка, мерящего шагами расстояние от распахнутой створки окна до приоткрытой двери, то ли от его прикосновений, и потерся щекой о чужую конечность, словно сытый кот.

Это не первый раз, когда они встречают рассвет вместе.

Когда же это произошло впервые, Цзы Тао долго не мог отойти от неиспытанных доселе ощущений. Он прислушивался к мерному дыханию Сехуна рядом, а в местах, где соприкасалась их кожа, казалось, прошлись раскаленным железом, и от этого бросало в пот. Но все регулярное постепенно становится привычным, а по-изящному худое тело Сехуна стало неотъемлемой частью его постели.

Как сам обладатель - частью его жизни.

Цзы Тао приподнялся на локте, придвинулся ближе и заглянул в сехуновское лицо. Старый шрам, оставшийся напоминанием начале их дружбы, всегда сразу притягивал взгляд, и китаец неловко коснулся его губами, боясь потревожить спящего парня. Он никогда не сможет отказать себе в этой маленькой слабости.

Рассвет в Циндао всегда ленивый: обволакивая утренним туманом вершины виднеющихся вдали гор и медленно растекаясь позолотой солнца сквозь холодные облака.


И обязательно с О Сехуном рядом.








*циндаоский диалект



the end.

@темы: маня, fanfic, inspiración епта!, аджика-задрот, прыщик моего сердца — о сехун, кто дебил? — верно., acontecimientos, цзы тао

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

крах.

черновик.

Пэйринг: Чанёль/Чондэ, Тао/Сехун

Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, AU
Предупреждения: OOC

Каждый оставляет черновики своей жизни.

....

Жизнь Пак Чанёля словно ежедневник – в немного потрепанной обложке, избитый трещинками на уголках от слишком частого пользования, записывая события, даты, и с пожелтевшими со временем страницами, которые хрустят перелистыванием пройденных дней – одинаковых, как и паутины линий, пересекающих параллели листов.

Иногда Чанёлю кажется, что он застрял на одном месте, а время замерло на одном кадре из всей возможной киноленты жизни; вот он снова стоит перед стопкой напечатанных бумаг, рассматривая замысловатые истории в буквах, в которых, как он уверен, так много блеска и шума в отличие от его собственной жизни, что кажется вот-вот – и они оживут под его пальцами вязкими чернилами.

Он слегка хмурится, убирая изгибом запястья чуть вьющийся каштановый локон со лба, и приделывает кожаный корешок к новому заказу – книге.

Эта история стоила ему трехдневной работы, ибо напечатанные листы выбивались неровными краями, и это ужасно расстраивало, заставляя корпеть не один час над каждой тонкой резью бумаги.

Фальцовка всегда была нелюбимой частью Чанеля в переплетении книг.

Он осторожно сгибает контуры листов, убирая недочеты прошлого раза, чтобы миллиметр на миллиметр, как единое по срезу, и отправляет под пресс, где за несколько часов они должны плотно прилечь друг другу.

Через его руки прошли сотни – тысячи книг.

Чанёль уже сбился со счета, ставя печать сзади на обложке незатейливыми “Park Ch. Y.”.

Он без раздумий может ответить, сколько сантиметров коленкора уйдет на трехсотый объем страниц, и заранее готовит форзацы, которые впоследствии поместит между заглавным листом и переплетом, и запах клея незамедлительно въестся в его кожу.

Позолота зимнего солнца трещит по краям оконного стекла, пока очередной клиент забирает готовую книгу, как обычно сухо благодаря, а Пак улыбается в ответ, забирая звонкие монеты.


…


Иногда к нему заходит Сехун, тревожа погребенную за стопками листов тишину звуками губной гармошки и наполняя тоской комнату.
Парень закрывает глаза, отбрасывая тень ресниц на нижние веки, и задерживает дыхание.
Мелодия обрывается.

В такие моменты Чанёлю кажется, что Сехуна нет рядом. Он смотрит на бледное лицо с впалыми щеками и острым подбородком, и ловит тихое Тао , сорванное шелестом губ.

– Ты снова звал его, – невзначай упоминая, когда молчание оседает между ними вязкой субстанцией, и затем осторожным вопросом, боясь спугнуть, потому что он никогда не позволял себе подобного любопытства. – Кто он, Се?

В вечерней тишине треск горящих поленьев слышно особенно четко, а за окном все покрывается снегом – холодным и равнодушным до чужих жизней.

Пальцы Сехуна – тонкие с аккуратными ногтями, выводят по инею неровными Tao.

– Не помню, – Чанёль видит, как опускаются сехуновские плечи, – и забыть не могу. Свободный молочного цвета свитер делает его похожим на мальчишку, мешком вися на худых конечностях. Сехун поворачивается к нему и пытается улыбнуться, но линия губ некрасиво переходит в дрожащую кривую, скапливаясь горечью в уголках.

У Сехуна вечная тоска за ресницами и я устал, Чанёль. Устал жить с этим.

Луна серебром лепит узоры на оконных стеклах и слизывает написанное.

Чанёль осторожно подходит к нему.

Ему кажется, что Сехун медленно стирает себя – его стирают.

– Ты только не исчезай, слышишь? – дотрагиваясь до чужого запястья.


…


Чанёлю больно.

Больно, когда он видит рассыпанные по всему дому исписанные листы.

Они везде: охапками лежат на кровати, застревают на стыке полочных досок, разлетаются по ковру, словно сорванные листья, а ветер продолжает свой безумный хоровод через приоткрытое окно, кашляя снежными хлопьями.

О Сехун.

И Чанёля ломает.

Ломает, когда в осевшей на его ботинок пожелтевшей бумаге он видит знакомое Тао.

Он хватается за каждый лист, в потоке букв выхватывая бесконечное Тао. Тао. Тао. Тао. Тао.

Чернила размываются, а Чанёль комкает в ладони страницу чужой жизни.

Страницу, которую он никогда не сможет прочесть.

Он засовывает несколько листков в карман пальто, последний раз обводя взглядом убранство комнаты, и замечает губную гармошку на подоконнике – холодный металл обжигает кожу.


Каждый оставляет черновики своей жизни.


Время – безжалостно, ему нет дела до покромсанных, сгоревших жизней.

Чанёль смотрит на то, как превращается в пепел история мальчишки с вечной тоской за ресницами, и протягивает руки к горящему камину.

Зима стелется снегом по черепицам, словно желает похоронить все под ледяным кружевом, и уже ничего не хочется.

Чанёль расставляет готовые заказы на деревянный стол, рассеянно проводя большим пальцем по уголку – царапает. С момента исчезновения Сехуна прошел уже месяц, а он никак не может привыкнуть к застывшей тишине в своей мастерской. Ему кажется, что обернись он к окну, то снова увидит худые плечи, острый разрез глаз с чередой прямых ресниц, и слуха незамедлительно коснутся тоскливые звуки губной гармошки.

Он заваривает чай, наблюдая, как мелкие чаинки вихрятся на стеклянном донышке, и по привычке бросает взгляд на старый диван – скомканный плед в красную клетку лежит, забившись в угол, и совсем никого.


…


Дверной колокольчик звенит, извещая об очередном клиенте, и Чанёль оставляет чашку на столе, подходя к прилавку, за которым уже стоит незнакомец, с любопытством осматривая полки с книгами, которые позабыты.

Бывает, что заказчик не приходит, и Чанёлю ничего не остается, как убрать переплетенную историю на стенной стеллаж. Там их накопилось довольно много – одинаковые, в твердых переплетах из темного коленкора, но разные по объему страниц.

И все – безымянные.

Чанёль слегка кашляет, привлекая внимание, и непонимающе смотрит на стопку помятых с неровными краями листов, словно кто-то вырвал их из книг в спешке. Он продолжает смотреть на то, как парень начинает вытаскивать их из своих карманов, и в завершении снимает ушанку, под которой оказывается такая же помятая.

– Все в один переплет, – ударяя последним листом по зажеванной куче, отчего возникает глухой звук, и кажется, поднимаются пылинки.

Чанёль цепляет пальцем один из бумажного вороха и притягивает к себе. Он быстро проводит ладонью по смятым штрихам, разглаживая, и отрицательно качает головой.

– Это невозможно, – взглядом в карие глаза напротив, – тут слишком много работы, и мне не получить такие же, – кивая в сторону стеллажей.

Но кажется, это не расстраивает парня, судя по тому, как его лицо озаряется широкой улыбкой.

Чанёль уверен, что никогда не видел людей с такой улыбкой.

– Я и не прошу, чтобы были, как те, – от этих слов отдает непонятным холодом, хотя все возможно в том, что дверь осталась неприкрытой, а Чанёль всего лишь в свободной рубашке.

Он огибает прилавок, кидает укоризненный взгляд на достающего до его подбородка макушкой парня и прикрывает дверь.

– Дует, – возвращаясь на место. – Зима в этом году совсем холодная.

– Зима всегда холодная, – незнакомец как-то странно зажимается, прихватывая расстегнутую куртку на груди тонкими пальцами, – меня зовут Чондэ. Ким Чондэ. И мне необходим этот переплет.


…


Чанёлю непривычно видеть закутанного в клетчатый плед Чондэ, ладони которого обхватывают чашку с горячим чаем, потому что метель, а тот замерз, раздавая листовки на городской площади.

Ему кажется, что с – я не могу ничего пообещать, но могу попробовать, – сказанным в первую встречу и убирая помятые листы бумаги в картонную коробку, он неосознанно впустил не только в свою мастерскую, но и в свою собственную историю этого парня

Чанёль не может сказать, плохо это или хорошо, и кидает на него взгляды, разрезая на тонкие полоски марлю и смачивая их в клеевом растворе.

Чанёль удивляется своему порыву, когда с ниоткуда взявшейся болезненной нежностью накрывает покрасневшие на морозе чужие ладони, словно он всегда так делал, и отводит взгляд от родинки на смуглой коже близ выступающих ключиц.

Чондэ медленно вписывается буквами в строки чанелевской жизни.

В моменты, когда Чанёль занят, Чондэ подолгу засматривается на стеллажи, подходит и проводит по корешкам выстроенных в ряд книг пальцами, а затем надевает куртку, впуская вихрь снега и я зайду завтра.

Они говорят о многом и ни о чем одновременно, в то время как камин тлеет угольками, искрясь от вмешательства Чондэ, который тревожит покой угасающих углей кочергой.

В темноте черты лица парня смягчаются: острые скулы выделяются не так сильно, а профиль выглядит таинственным с темными глазами и отражением пламени в них.

Чанёль понимает, что до неприличия долго засматривается на него, и ловит чужую улыбку, от которой ему не по себе.

Потому что у него никогда не хватит слов, чтобы описать, что вызывает в нем его улыбка.

Но в одном он уверен точно – губы Чондэ сухие и слегка потрескавшиеся, отчего царапает его собственные, когда за окном тихо падает снег.

Временами Чондэ помогает ему.

Достает из-под пресса заготовки и долго наблюдает за работой Чанёля, передавая те или иные инструменты. Качается на стуле, грозясь упасть, и громко смеется.

Чанёлю хочется растворить в себе этот смех.

Сердце щемит от удушающей нежности, когда Чондэ остается у него на ночь, а его свитер слишком большой для парня, отчего только кончики пальцев выглядывают из-под рукавов, и он снова утягивает его за собой на не заправленную постель.

Чанёлю кажется, что он всегда любил Чондэ.



Когда очередной заказ не забирают после шести дней, Чанёль убирает его на полку к остальным.
– Снова забыли? – тихо слышится за спиной, и он оборачивается.

Чондэ стоит возле окна в куртке, а снежинки тают на темной материи. Чанёль не слышал, как он вошел.

– Да, – потирая переносицу, – ты рано сегодня.

Но парень кажется его не слышит, продолжая стоять на месте. Что-то с глухим стуком падает на пол.

Книга.

Чанёль с тревогой смотрит на застывшего Чондэ.

Потому что чужие истории не читают.

Никогда.

– Знаешь, – где-то воет метель, сметая все в белое, и от этого голос Чондэ звучит еще тише, – Я ведь знал Тао, – Чанёль дергается в сторону, словно от удара. – Он исчез также, как и Чунмён, который вечно говорил про какого-то О Сехуна, – теплый шарф ложится на пол, а Чанёль вспоминает бледную кожу и по-мальчишески острые плечи. – Мне не осталось от них ничего, кроме стопки жалких черновиков, которые я попросил тебя переплести, и книги, которую я нашел в вещах Тао. Там говорилось о тебе, Чанёль, – губы Чондэ трогает тень улыбки, – о Цзы Тао. И представь мое удивление, когда я увидел собственное имя в чужой истории. Сперва мне это казалось ошибкой, опечаткой, чем угодно, ведь я не помнил о тебе. Но в тебя не сложно влюбиться, – Чондэ снимает куртку и подходит к окну. Пальцы уверенно выводят Park Chanyeol. – Я и подумать не мог, что встречу тебя в этой жизни. Здесь, Богом забытом месте. И поэтому ни секунды не думал, когда увидел твои инициалы на обложке книги. Выяснить, где твоя мастерская не составила труда. Ты такой же, как и там. Я не мог поверить в это. Вплоть до малейшей привычки. Тебе ведь казалось, что ты уже любил меня, верно? – Чондэ разворачивается к стоящему на месте Чанёлю. – Мы – исписанные черновики чужих жизней, Чанёль. Нас предпочли стереть и начать новую страницу, где нет места для нас: сломанных и ненужных. Они и не подозревают, что мы за них доживаем жалкое подобие их истории, которую они не в состоянии отпустить. Сколько ты здесь? Год? Три? Сколько себя помнишь?

Чондэ медленно приближается к нему и заглядывает в глаза.

– Сколько ты любишь меня, и как скоро забудешь?

Голос Чанёля хриплый, с нотками горечи, и Чондэ не по себе от этого.

Не по себе от услышанного.

– До тех пор пока другой Чанёль перестанет любить тебя в реальной жизни, и я не исчезну.

Парень подходит к лежащей на полу книге, прикрытой наполовину концом шарфа, нагибается и поднимает.


Каждый оставляет черновики своей жизни.


…


Чанёль разглаживает ладонью помятый исписанный лист бумаги перед тем, как скрепить ее с остальными. Он достает из полки единственный переплет с выбивающимися страницами и вкладывает чужую историю между ними.

Историю, в которой так много Kim Jongdae.





the end.

@темы: Чондэ Q_Q, аджика-задрот, прыщик моего сердца — о сехун, кто дебил? — верно., пак чанёль, цзы тао, otp

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

@темы: fangirling, diva, маня, inspiración епта!, аджика-задрот

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра